ЭННЕАГРАММА ГУРДЖИЕВА

Что такое суфизм, нашему читателю объяснять не нужно. Но далеко не все знают о том, что еще в IX веке великие исламские мистики Зу-н-Нун аль-Мисри и Абу Абдаллах аль-Мухасиби создали учение о так называемой суфийской рефлексии, или самонаблюдении суфия. Исходя из предпосылок этого учения, каждый суфий должен постоянно и подробно отслеживать соотношение между своими реальными поступками и своими самыми тайными помыслами, дабы ежемгновенно быть глубинно искренним перед Господними очами.

И вот, в процессе совершенствования суфийского самоанализа возникло то, что Георгий Гурджиев назвал эннеаграммой — неким визуальным, или знаково-зрительным психологическим подспорьем, позволяющим более точно выявить подсознание суфия. Конечно, то, что вы сейчас прочитали, выражено в современной терминологии, но, по словам того же Гурджиева, учение об эннеаграмме являло собой глубоко традиционную форму передачи тайного суфийского знания непосредственно от учителя-мюршида к ученику-мюриду. Поэтому никаких письменных свидетельств о такого рода духовных практиках не существует.

Что же такое эннеаграмма?



Это слово состоит из двух греческих корней: «эннеа» — «девять» и «грамма» — существительное от глагола «графо», означающего «черчу», «описываю», «привожу в письменное состояние». Так что в дословном переводе эннеаграмма — это «начерченный девятиконечник» или «девятерик». Чертеж его представляет собой правильную окружность, в которую вписаны равносторонний треугольник и разомкнутый внизу шестиконечник, состоящий из двух усеченных самой окружностью треугольников с перекрещивающимися между собой сторонами (если продолжить их за линию окружности, они тоже образовали бы два правильных равносторонних треугольника, во всем подобных первому).

Итак, эннеаграмма — это окружность, в которую вписаны равносторонний треугольник и разомкнутый внизу шестиконечник, причем вписаны так, что все их девять углов, соприкасаясь с окружностью, делят саму окружность на девять равных частей.

По словам Гурджиева, каждой точке, обозначенной на окружности одним из углов девятерика, у суфиев соответствовали определенный склад ученической личности и тот род психологической практики, которую следовало применять мюршиду при работе с конкретным мюридом. Возможно, эти принципы духовной работы восходят еще к доисламской древности: ведь «эннеадами», то есть «девятками», в античном мире именовались священные девятерицы древнеегипетских богов. Самой первой такой эннеадой считаются девять богов города Гелиополь, располагавшегося в низовьях Нила; вот их божественные имена: Атун, Шу, Тефнут, Геб, Нут, Осирис, Исида, Сет, Нефтида.
Но почему же именно Гурджиев ввел в современный мир эти древние знания? Думаю, чтобы понять это, нужно рассказать кое-что о самом Георгии Ивановиче.
УЧЕНИКОВ ОН ДЕРЖАЛ В ЭКСТАЗЕ

Родился Гурджиев в 1873 году в кавказском городке Александрополе в греко-армянской семье. По некоторым (непроверенным) сведениям, учился в той же самой тифлисской духовной семинарии, что и Иосиф Джугашвили — будущий товарищ Сталин, с которым Гурджиев якобы там встречался.

Среди учеников Гурджиева было в ходу внешне незамысловатое, но значительное по сути предание о том, что в детстве маленького Георгия больше всего на свете поразила одна древняя песня, которую пел ему его отец, — о мудром герое Гильгамеше, сравнявшемся в конце концов с богами. Хотите верьте, хотите нет, но содержание песни совпало с текстами клинописных табличек, найденных при раскопках в Ниневии и расшифрованных намного позднее отцовского исполнения. Подросший уже Георгий прочел об этом в каком-то журнале и поразился тому, насколько живучей оказалась устная традиция.

Именно после этого случая жизнь его обрела удивительную целостность, и он решил посвятить ее всю, целиком и без остатка, поискам эзотерического, тайного знания, передаваемого из века в век и из уст в уста — только посвященным.
Обрел ли он это знание? Судить не нам. Однако в 1920 году, будучи уже отнюдь не юношей, Гурджиев организовал в замке Приере в Фонтенбло, неподалеку от Парижа, Институт гармоничного развития человека.

«Хоть тело человека и бодрствует, но человеческое «я» в нем спит», — заявляет Гурджиев и, собрав вокруг себя учеников (а заодно и всех желающих), начинает пробуждать в них это самое вечно спящее «я». В чем конкретно заключались практические техники духовного пробуждения в системе психологического тренинга у Гурджиева — сейчас сказать трудно. «Я ничем не могу продвинуть вас дальше, я могу только создать условия, при которых вы начнете двигаться вперед сами», — говорил он ученикам.

«Это было черт знает что, — вспоминает писательница, ученица Гурджиева Маргарет Андерсон. — Попробуйте описать все возможные явления природы, и это будет Гурджиев. Его метод невозможно сравнить ни с психоанализом, ни с какой-либо другой интроспекцией. Это было скорее очищение от самого себя опустошением самого себя и новое наполнение самим же собой. Он очень точно видел и понимал любого находящегося перед ним человека, а главное, знал, как ему помочь: с одной стороны — достаточно медленно, чтобы тебя вконец не разрушить, а с другой — достаточно быстро, чтобы не дать тебе опомниться. Он все время держал тебя каким-то лишь ему одному известным способом одновременно и в удивлении, и в потрясении, в муке, в шоке, в наслаждении, часто почти в экстазе».

Свой способ трансформации психики ученика в некую новую, более гармоничную структуру сам Гурджиев называл «четвертым путем». По его классификации, первый путь — это путь факира (суфия), второй — путь йога, третий — монаха. А четвертый, гурджиевский — это «творческий путь искусного человека».

Что конкретно он имел в виду? Один из ближайших учеников Гурджиева, Петр Успенский, толкует положение о «четвертом пути» как возможность человека преобразить себя, оставаясь, как говорится, «в миру» и не уходя ни в какую закрытую общину, в то время как остальные три пути как раз предполагают уход от мира. Впрочем, сам Гурджиев никогда и никому ничего не объяснял, так что здесь уместны любые догадки.
ОККУЛЬТИЗМ - НАУКА ТОЧНАЯ

Для начала вспомним, что все человечество делилось Гурджиевым на три основные категории: людей физического, эмоционального (душевного) и интеллектуального типов; между ними «болтаются» туда-сюда типы смешанные. Но ведь и древняя эзотерика могла «работать» на трех уровнях: магическом, мистическом и оккультном. Эти уровни в какой-то мере соответствуют гурджиевским «человеческим» категориям.

Магическое знание (умение колдовать) и связанные с ним ритуалы всегда были предметными и осуществлялись в реальном физическом пространстве, где использовались законы природы и физические процессы, подчиняемые воле мага. Мистическое миропостижение предполагает уже совсем другой подход: с одной стороны, «мистерион» по-гречески «тайна» или «таинство», с другой — «мистикос» означает «чувственный», то есть возникающий в процессе чувствования, и никакое мистическое знание не может быть получено рациональным путем. Ученик любой мистической школы прежде всего практикует уход от внешнего, вещественного, трехмерного состояния в глубины собственной души, в точку внутреннего энергетического сосредоточения, чтобы на следующем этапе вырваться из самого себя, как из ненужной клетки, оставив далеко позади вместе с собственным замертво лежащим телом и весь остальной тварный мир.

Уважающему себя мистику и в голову не придет двигать на расстоянии какие-нибудь (не самые чистые) предметы или читать чьи-то (нередко грязные) мысли — он устремлен в запредельную реальность. Что же касается оккультистов, то для них первостепенное значение имеют научные эксперименты, математические расчеты, изучение мертвых языков и толкование написанных на них древнейших текстов вкупе с еще более древними символами.

Если вернуться к категориям Гурджиева, то, упрощая ситуацию, можно сказать, что для человека физического типа на первом этапе внутреннего саморазвития, наверное, подошла бы магия; для эмоционального человека с его непропорционально большим «чувствилищем» — что-нибудь мистическое, а для интеллектуала, конечно же, математически-оккультная игра ума.

Итак, за символикой гурджиевских категорий скрываются три различных пути трансформации непробужденного человеческого сознания в постоянно действующее осознанное состояние. А что же тогда такое «четвертый путь», провозглашенный Гурджиевым?

В своей практике он использовал бесконечную физическую муштру и обязательную для всех трудотерапию (по возмущенному заявлению одного из несостоявшихся поискантов: «бесконечные принудительные работы, как в солдатской казарме или на строгой каторге»). И большинство учеников выполняли все физические задания без особого недовольства.



Кроме того, все проживавшие и собиравшиеся в замке Приере занимались музыкой и танцами, которые Гурджиев без зазрения совести называл «священными плясками суфиев». Некоторые ученические группы довели эту гурджиевскую хореографию до такого уровня, что впоследствии с большим успехом и за немалые по тем временам деньги выступали на сценах Нью-Йорка, Чикаго и Сан-Франциско...

И вот теперь мы потихоньку подобрались к самому интересному: танцевали-то гурджиевские ученики именно внутри и по кругу огромной эннеаграммы, которая была нарисована на полу одного из залов замка Приере. Священнодействуя с этой рисованной девятиконечной звездой, ученики Гурджиева какими-то им одним доступными ритмами и телодвижениями выявляли в себе те самые девять типов человеческой личности, каковые в средние века выволакивали на свет Божий из глубин подсознания своих мюридов суфийские мюршиды на глазах у Всевидящего и Всемилостивейшего Аллаха.

И не только они. Платон, ученик Сократа (а Сократ и Гурджиев, как мне представляется, во многом схожи по своей жизненной и учительской миссии), тоже различает девять типов души. По его классификации, в мире есть души мудрецов, царей, государственных деятелей, врачей, прорицателей, поэтов (художников), ремесленников, софистов и тиранов. Причем Платон предлагает — в «Законах» — государству самому осуществлять воспитание добропорядочных граждан, то натягивая, то ослабляя законодательным путем соответствующие «нити» их душ.

Что ж, все мы отличаемся друг от друга не только физическим сложением или силой ума и характера, но прежде всего способом восприятия и интерпретации получаемых нами впечатлений. И еще — теми не менее индивидуальными и еще менее уловимыми процессами, из которых состоят наше мышление, реакции нашей нервной системы и наше глубинное внутреннее бытие. Причем сумма знаний о «несхожести разных человеков» (по выражению нашего, восточнославянского, философа Григория Сковороды) была научно закреплена на рубеже XIX-XX веков, что и послужило причиной невероятных темпов развития европейской психологической науки. Это одна из самых сложных научных дисциплин, и ее практическое применение в качестве психологической (или тем более психиатрической) помощи человеку требует скрупулезных знаний. И нужно не только знать все имеющиеся в наличии лекарственные психотерапевтические препараты, но и обязательно владеть самыми различными техниками контакта с пациентом. А значит, и опыт Георгия Ивановича Гурджиева может быть тут весьма полезен.